Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной
– Где она? – спросил я Петра Петровича, который выглянул из гостиной.
Он кивком головы показал на дверь Варькиной комнаты, и я вошел.
Варька лежала на кровати, спиной ко мне, полностью одетая, только сапожки сняла. А на ногах у нее опять были капроновые чулки!
Я подошел и сел на краешек кровати.
– Ну чего ты, глупая? – сказал я, трогая ее за плечо. Она дернула им, освобождаясь.
– А вот это не выйдет! – заявил я, одним движением перевернул ее на спину и наклонился к ней. Я успел лишь один раз вдохнуть запах ее духов, и тут же попал в плен: она схватила меня за шею руками, притянула к себе и мое лицо оказалось прямо у нее на груди.
Я легонько пошевелился, освобождаясь, и прилег рядом с ней. А она повернулась ко мне лицом и поставив на согнутую в локте руку голову, смотрела мне в глаза.
– Ну? – спросил ее я. – Сегодня что не так?
– Почему тебя все девушки так любят? А, Толь?
– Варя, не выдумывай! Ну, станцевал танец с девчонкой, ну, что с того?
Она вдруг припала к моей груди, и шмыгнула носом. А я обнял ее, поднял ладонями лицо и принялся целовать легкими поцелуями. Она прижималась ко мне все теснее, и это вызвало у меня в теле определенный дискомфорт.
– Рукавишникова, перестань! – сказал я. – Мы пока с тобой не муж и жена.
– Я тебя люблю! Я тебя так люблю! И никому не отдам! И никуда не отпущу!
– Варюш! – сказал я, ошеломленный таким приливом чувств. – Ну, потерпи чуть-чуть, придет время – я тебя всю зацелую, заласкаю, залюблю!
– Нет! Не уходи, пожалуйста, сегодня никуда от меня не уходи!
Что я мог сделать? Я вышел в гостиную, где стояли встревоженные Петр Петрович и Людмила Олеговна.
– Что с ней? – спросила Людмила Олеговна. – Прибежала в слезах, ничего не сказала, и забежала к себе в комнату!
– Да ерунда! Ну, пригласила потанцевать меня десятикласница – вот и все!
– Господи, что же делать-то с ней?
– Все будет нормально! Я ее сейчас уложу и завтра все будет в порядке.
Людмила Олеговна сделала шаг к двери:
– Толя, но как же… наедине с девушкой ночью…
Я молча посмотрел на нее. И она отошла в сторону.
Когда я зашел, Варька сидела на постели, как сомнамбула. И мне пришлось ее раздевать.
Сначала я заставил ее встать, и пока она стояла, разобрал постель. Потом я снял с нее юбку, кофточку, чулки с ног и распустил ее волосы. Она стояла передо мной в бюстгальтере и трусиках, а я ничего не испытывал в тот момент.
Я аккуратно уложил ее в постель. И тут она схватила меня за руку.
– Только не уходи! Пожалуйста, только не уходи.
– Да не уйду я!
– Ты уйдешь! – она цеплялась за мои руки, и мне пришлось посадить ее в постели, сесть самому и положить ее голову себе на колени.
Я гладил ее по голове, и мне было печально. Все планы летели к чертям – Варвара была совершенно неспособна ждать… У нее был холерический темперамент, у нее железы внутренней секреции вбрасывали в кровь гормоны пригоршнями, и единственный способ как-то все урегулировать был взять Рукавишникову замуж.
Мне!
Спустя час в комнату тихонько заглянула Людмила Олеговна, увидела, что я не сплю, и шепотом сказала:
– Толя! Пойдемте поужинаем, Петр Петрович вас ждет!
Но стоило мне лишь чуть-чуть изменить положение тела, как Варвара вцепилась в меня руками и забормотала:
– Нет! Нет! Не уходи…
И я, пожав плечами, снова стал гладить ее по волосам, иногда наклоняясь и легонько касаясь их губами.
Я не спал всю ночь. Впрочем, мне было не привыкать, с ночными-то сменами – отосплюсь в вагоне!
Утром я все же смог выйти из комнаты, когда Варя крепко уснула.
Я аккуратно расстегнул на ней бюстгальтер и накрыл ее одеялом.
Мы пили чай и тихонько разговаривали.
– Что же делать, Толя? – спросила меня Людмила Олеговна. – Я прямо боюсь, что она отпугнет вас. Не оставляйте вы ее, это она ведь от любви к вам, дурочка. В крайности ее бросает, то в одну, то в другую сторону. То она, видите ли, не знает, любил ли вас, то любит так, что вам, Толя, наверное тошно..
– Не беспокойтесь, я ее не брошу. Вот этого не будет – это точно. Варька – моя судьба, я это совершенно определенно знаю! А судьбу ведь не выбирают, и ее не изменишь – она у каждого своя, индивидуальная…
– А может быть… – начал Петр Петрович, но я его прервал:
– Если вы о женитьбе – я бы с радостью, но рано, нужно ждать. Понимаете, я хочу решить вопрос с жильем. Варя никогда не узнает прелести житья со свекровью! Сейчас я специально подрабатываю, коплю деньги. Относительно жилья есть и еще одна возможность, но, повторяю, нужно подождать. А во вторых, я хочу, чтобы Варя обязательно поступила учиться, и именно в медицинский институт.
– Тут мы с вами солидарны, мы двумя руками «за», – сказал Петр Петрович.
– Вот давайте пока на этом и остановимся. И у меня просьба – коль уж мы с вами познакомились и хорошо поняли друг друга, при малейшей нужде звоните мне, пожалуйста. Мне ведь Варьку жалко не меньше, чем вам, так что… Давайте вместе побережем ее…
На этом и порешили.
А Варюха встала, как ни в чем ни бывало, а когда я ее спросил, что это было, она смутилась и шепнула мне на ухо, приятно щекоча щеку локонами волос:
– Толь, не спрашивай, ладно? Я такая дура, мне так стыдно…
– А зато я тебя рассмотрел всю! В бюстгальтере и трусиках!
– Толь, ну пожалуйста… – и Рукавишникова покраснела.
Она не сказала мне «Дурак!», блин! И это обнадеживало.
Когда я ехал в ночном поезде (все тот же московский, он приходит в Барнаул около шести утра), я, перед тем, как уснуть, подумал – правильно, что я открыл счет в Сбербанке, и все до копеечки деньги, что я получаю на товарной станции, кладу на него. Пока там лежит всего 73 рубля, но посмотрим!
И еще, уже в полудреме, мне вдруг подумалось, что у сил, которые перебросили меня из одного времени в другое, могут быть свои цели… То есть у меня – свой план, а у них – вовсе даже наоборот…
До Нового года время текло более-менее размеренно. Рукавишникова иногда звонила мне по вечерам, звонил и я ей, но реже. Конец года выдавался насыщенным – мы в «Белых крыльях» готовили новую программу.
Юлька хотела обновить свой репертуар, да и мне нужно было подумать об этом. И с этой целью я как-то достал «Панасоник», аудиокассеты к нему, и в один из дней, когда остался дома один, покопался в записях.
И подобрал Юльке десяток песен из репертуара певцов «шансона», переписал слова, заменяя некоторые на более благозвучные в соответствии со временем (ну, например, не «пацанов в долгий путь провожал», а «нас, ребят, в долгий путь…» и далее по тексту). В основном это были песни группы «Кокуйские острова».
Правда, там почти всегда нужно петь на два голоса, и Юлька упрашивала меня петь дуэтом, но я сначала упирался. Дело в том, что я до этого всегда пел основную партию, то есть – первым голосом. Мне трудно давалось осваивать «вспомогательную» партию второго голоса.
Но попробуйте отказать Юльке, которая, сложив руки перед собой, начинает примерно так:
– Толюсик, миленький! Ты посмотри, кто тебя просит! Самая красивая девушка курса, «прима» ансамбля, безнадежно влюбленная, и из-за отсутствия надежды выгоревшая почти дотла изнутри девушка, живущая лишь музыкой! Так неужели ты… – и так далее.
И я, морщась про себя, соглашался, и раз за разом под руководством терпеливого Олега, проигрывавшего на «Ионике» мне партию второго голоса, «долбил» и «долбил» эту клятую партию… А Юлька тем временем сидела на своем любимом месте в первом ряду зала, вытянув ноги, и с довольной улыбкой наблюдала за моими мучениями…
Но вода камень долбит, и постепенно дело пошло. И когда перед Новым годом мы устроили генеральную репетицию, и Юлька пропела все новые песни, присутствующий Варшавнин захлопал в ладоши и сказал:
– Все! Поете на новогоднем вечере для преподавателей! И ты, Анатоль, несколько романсов приготовь – ну, тех, что на стихи Есенина.
А на вечерах отдыха разных факультетов мы параллельно продолжали играть и петь, как и раньше. И именно в это время я пару раз перестал отбиваться от поклонниц и переспал с несколькими из них.
Ну, а чего? Жанны рядом со мной не было… А естество брало свое…
Новогоднюю ночь 1967 года мы встретили с Варварой и ее родителями в Боговещенке, у них дома в Загортзерне. Была наряженная сосна, было веселое застолье, потом часа в два мы с Рукавишниковой пошли пешком в центр на площадь, на елку.
И пришли обратно тем же путем, которым ровно год назад я провожал Варьку с новогодней вечеринки домой… И добрались мы примерно в то же время.
А в шесть часов мы стояли у подоконника в ее комнате и смотрели в окно, за которым опять шел снег, и легкий ветерок то и дело взметывал снежинки, и они взлетали, и, покружившись, падали вновь.
